1 апреля 1925 года в Иерусалиме под председательством президента Британской академии графа Артура Джеймса Бальфура (Balfour, Arthur James, 1848–1930) состоялось официальное открытие Еврейского университета. Руководил торжеством сэр Джеймс, надо полагать, не только по должности (в двадцать пятом году Палестиной, по мандату ООН, управляло Соединенное Королевство), но и из-за особых своих заслуг перед евреями. В ноябре семнадцатого года, будучи министром иностранных дел, он оповестил мир о благосклонном отношении правительства короля Великобритании и императора Индии Георга V к созданию в Палестине national home еврейского народа.
В церемониальной речи Бальфур особо отметил трех ученых мужей: философа Анри Бергсона (Henri Bergson, 1859–1941), физика Альберта Эйнштейна (Albert Einstein, 1879-1955) и психотерапевта Зигмунда Фрейда (Sigmund Freud, 1856 - 1939). Все трое из первого за полтора тысячелетия поколения евреев, уравненных в правах с согражданами-христианами.(1)
Корни.
Фрейды родом из Галицийской Тысменицы. Ныне это украинский город с десятитысячным населением, в одиннадцати километрах от Ивано-Франковска. Там родился отец создателя психоанализа – Яков.
В 1772 году, по Петербургской конвенции между Марией Терезией Габсбургской и Екатериной II, Галиция, до того принадлежавшая Польше, отошла к Австрии. Бурные реформы в национальной политике римского императора и австрийского короля Иосифа II, преемника Марии-Терезии, вынудили галицийских евреев выбирать себе немецкие фамилии. За благозвучные – вроде Блюменталь ("долина цветов") или Шёнберг ("прекрасная гора") – австрийские чиновники брали взятки. Платил ли мзду безвестный предок знаменитого доктора за фамилию Фрейд (Freud по-немецки – радость), неизвестно, но, похоже, выбирая эту фамилию, он надеялся на незамутненное будущее своих потомков.
Мать Зигмунда Фрейда, Амалия Натансон родилась в Бродах, юность провела в Одессе. Ко времени сватовства торговца шерстью Якова Фрейда Натансоны жили в Вене. Старший сын Зигмунда Фрейда Мартин называл свою бабушку «торнадо» и рассказывал, что в ней «было мало изящества и совсем не было манер».
Молодожены поселились в моравском Фрейберге, принадлежавшем тогда Австрии. Там в 1856 году родился Зигмунд Фрейд. В наши дни это чешский Пршибор. Он совсем недалеко от польского Освенцима, где в сорок втором были убиты четыре престарелые сестры Фрейда. У Амалии и Якова родилось семеро детей. Первенцем и любимцем матери был Зигмунд. Слава сына не удивила ее – Амалия и без всей этой шумихи знала, что ее «золотко Зиги» – гений. В тридцатом году ей исполнилось девяносто пять. Она была вдовой, бабушкой четырнадцати внуков, девятнадцати правнуков и матерью «знаменитого профессора Фрейда». Такая подпись красовалась под ее портретом в газете. Фотография Амалии не понравилась: «Я тут выгляжу так, словно мне сто лет».
На чистом листе филиппсоновской (2) Библии Яков Фрейд записал: «Мой сын Шломо Зигмунд родился во вторник, в первый день месяца Ияр 5616 года, в половине седьмого после полудня: 6 мая 1856 года. Знак Еврейского союза был запечатлен на его теле во вторник на восьмой день Ияра: 13 мая 1856 года. Моэлем был г-н Самсон Франкл д’Острау...». (3) Этой записи на немецком предшествовала другая, на иврите о смерти отца Якова – «раби Шломо, сына раби Эфроима Фрейда», умершего за несколько месяцев до рождения своего знаменитого внука, 21 февраля 1856 года.
Свобода и комплексы галута(4).
Фрейды поселились в Вене, когда Зигмунду было четыре года. Лет в двенадцать он услышал от отца историю о брошенной на землю шапке. Однажды, еще во Фрейбурге, Яков Фрейд, одев в честь субботы новую меховую шапку, вышел на улицу. Повстречавшийся католик сбил ее с головы Якова и грубо потребовал убраться с тротуара. Зигмунд спросил отца:
- А что ты сделал?
- Подобрал шапку и вышел на дорогу.
Разочарование негероическим поведением отца и приобщение к ущемленному национальному самосознанию юный Зигмунд, похоже, компенсировал фантазией. Много лет он представлял себя Ганнибалом, предводителем семитов-карфагенян. Его отец Гамилькар потребовал от сына клятвы мести Риму перед алтарем. В этой фантазии и упрек отцу, и бунт против «Рима» – истока европейского империализма, и попытка преодолеть ущербность национальной идентичности, отождествлением себя с несуществующим уже народом.
Ведь не представлял же он себя одним из Маккавеев – сыновей старого Маттатиягу, поднявшего в Иудее во втором веке до новой эры победоносное восстание против правителя Сирии Антиоха Эпифана. Хотя о Маккавеях юный Фрейд, надо полагать, знал не меньше, чем о войне Карфагена с Римом. Отзвук этой детской фантазии чувствуется в происшествии 1901 года.
Фрейд был на рыбалке со своими сыновьями – одиннадцатилетним Мартином, названным в честь Шарко (Jean-Martin Charcot, 1825 - 1893), и десятилетним Оливером, носившим свое имя в память о почитании Фрейдом в юности лорда-протектора Англии Кромвеля (Oliver Cromwell, 1599 – 1658). Возвращаясь, они повстречали компанию, попытавшуюся преградить дорогу «евреям-ворам». Разъяренный Фрейд поднял трость и пошел прямо на них. Выглядел он, видимо, столь решительным, что, нападавшие, умолкнув, расступились и дали им пройти.
* * *
Юридическое равенство евреев с другими народами, конечно же, не уничтожило копившиеся веками предрассудки, не избавило от оскорблений, неприязни и фактического ограничения прав. Но все же конец девятнадцатого – начало двадцатого веков было временем больших еврейских надежд.
Казалось, что успехи, образование, усвоенная культура христианской Европы наконец-то уравняют вчерашних изгоев с другими народами не только юридически. Расовая «теория» тогда еще не стала частью немецкого национального сознания. Хотя именно в те годы были заложены ее основы. Вильгельм Марр (Wilhelm Marr, 1819-1904) уже изобрел «антисемитизм», превратив миф о крови и почве в политический лозунг, Густав Стюарт Чемберлен (Houston Stewart Chamberlain, 1855-1927) издал двухтомный катехизис юдофобов – «Основы XIX века», а озлобленный неудачник Эуген Дюринг (Evgeniy Dyurinh, 1855-1927) излил на сотнях страниц свою ярость против евреев.
Выходило множество книг и статей о «неполноценности» евреев. А в австрийском парламенте в 1900 году слушалось предложение о добавлении к закону о содомии, запрещавшее евреям иметь половые сношения с христианами. Но все это казалось малозначимым, лишенным будущего. Ни один тогдашний еврей, даже в кошмарном сне, не мог увидеть черного жирного дыма, возносящегося к небу из труб крематориев.
* * *
Немецкоговорящие евреи поколения Фрейда воспитывались патриотами Германии. Австрия была в упадке и тяготела к Германской империи.
В августе 1870 года между Германией и Францией началась война. Переживания четырнадцатилетнего Зигмунда, следившего за отступлением французов, были весьма патриотичны. Он повесил в своей комнате карту и флажками отмечал продвижение немецких войск к Парижу. Поражение Франции, продемонстрировав Европе растущую мощь Германии, укрепило немецкое самосознание, поколебленное Наполеоновскими завоеваниями несколькими десятилетиями ранее. И по странной логике военных побед укрепило надежду венских евреев на свое светлое будущее в Великой Германии.
Стремительная ассимиляция в немецкой культуре и разрушение национального самосознания означали для евреев, среди всего прочего, и усвоение европейских предубеждений против своих соплеменников с востока. Галицийские евреи виделись венцам неряшливыми дикарями, говорящими на странном диалекте, идише, а не на порядочном немецком. Фрейд, видимо, разделял эти, распространенные тогда среди «немцев Моисеева вероисповедания» взгляды. В июне 1875 года, познакомившись со студентом, знавшим четыре языка и писавшим литературные эссе, Фрейд с похвалой отозвался о его уме и добавил:
«Но, к сожалению, он польский еврей».
Еврейская дорога.
В Вене 1873 года (год окончания Зигмундом Фрейдом школы) для еврея из семьи со средним достатком выбор будущей профессии ограничивался коммерцией, промышленностью, юриспруденцией и медициной. Юношеские мечты Фрейда о политической или военной карьере оказались просто детскими фантазиями. Не испытывая влечения к работе врача, он выбрал медицинский факультет Венского университета, лишь как соответствующий его наклонностям более других возможностей.
Из автобиографии Фрейда: В университете «...я столкнулся с представлением, будто мне следует чувствовать себя неполноценным и национально чуждым, поскольку я был евреем. Первое я со всей решительностью отверг. Я не мог понять, почему мне следует стыдиться своего происхождения или, как тогда начали говорить, расы. Что касается отказа признать мою принадлежность к народной общности, то с этим я расстался без сожаления. Я считал, что для добросовестного работника всегда найдется место в рамках человечества даже и без причисления к ней».
* * *
Вена в те годы была, пожалуй, самым юдофобским городом Европы. Объединение домом Габсбургов под своей короной части западнославянских земель и Венгрии, установление в австрийских владениях империи в 1866 году законодательного равенства всех подданных Франца-Иосифа I привели в Вену немалое число евреев с востока – «Ostjuden». Нашествие этих суетливо-шумливых и подозрительно-пронырливых сограждан заметно оживило у венцев антиеврейские настроения.
Из «Автобиографии» Зигмунда Фрейда: «...я стал понимать, что значит принадлежать к чуждой расе, и антисемитские настроения среди остальных подсказали мне, что нужно занимать твердую позицию ... от меня ожидают, что я должен чувствовать себя ниже их, чужаком, поскольку я еврей. Я отказался унижаться».
Твердая позиция в защите своего достоинства студенту-еврею в Венском университете была, безусловно, необходима. Юдофобские силлогизмы звучали порой с самых высоких кафедр. Профессор Христиан Альберт Теодор Бильрот (Christian Albert Theodor Billroth, 1829-1894) один из создателей современной хирургии, чьи операции на желудке до сих пор изучают студенты-медики во всех университетах мира, блестящий ученый, недурной композитор, почитатель и добрый знакомый Иоганеса Брамса публично предложил ввести квоту на медицинских факультетах для «культурно недоразвитых» евреев. «Ведь даже если евреи говорят и думают на более богатом немецком языке, чем многие чистокровные тевтонцы, они не могут считаться настоящими немцами. Между чистой немецкой и еврейской кровью - огромная разница» - Так говорил профессор. А студенты-христиане, возбужденные рассуждениями учителя, иногда начинали буйствовать: били евреев и изгоняли их из аудиторий.
Конечно же, не каждый ариец того времени разделял взгляды великого хирурга. Профессор физиологии Эрнст Вильгельм фон Брюкке (Ernst Wilhelm von Brücke, 1819-1892) в течение многих лет выказывал Фрейду, то, что можно было бы назвать расположением. К этому рыжеволосому протестанту с севера Германии окружающие относились с опаской из-за его идеализма, нескрываемого презрения к слабостям и неорганизованности. Студенты ежились под его взглядом.
У Фрейда же почтение к фон Брюкке, похоже, обернулось, если воспользоваться психоаналитической лексикой, появившейся позже, интроектом «Хорошего Отца». На протяжении всей своей жизни, как пишет ученик и биограф Фрейда Эрнест Джонс (Ernest Jones, 1879-1958), основателю психоанализа суждено было видеть перед собой «стальные голубые глаза» профессора Брюкке всякий раз, когда его одолевало «искушение пренебречь собственным долгом». Эрнст, младший сын Фрейда, родившейся в год смерти фон Брюкке получил свое имя в его честь.
Окончив медицинский факультет, Зигмунд Фрейд занялся изучением центральной нервной системы в физиологическом институте профессора Брюкке, что вполне удовлетворяло его интеллектуально, но, увы, приносило весьма скудный доход. Знакомство Зигмунда Фрейда в апреле 1882 года с Мартой Бернайс усилило его недовольство своей бедностью. Зарплаты демонстратора физиологического института не хватило бы на содержание семьи, даже при самой жесткой экономии.
* * *
Марта была на пять лет моложе Зигмунда. Она жила с матерью-вдовой, сестрой Минной и братом Эли. Дедушка Марты, Исаак Бернайс, был главным раввином Гамбурга. Его имя неоднократно упоминал в своих письмах Генрих Гейне, с которым семья Бернайсов состояла в родстве. Поэт называл рава Исаака «geistreicher Mann» - мудрый, ученый человек. Старший сын Исаака Бернайса, Михаэль, крестившись, стал профессором истории литературы Мюнхенского университета и личным учителем (Lehr-Konsul) Баварского короля Людвига. В 1866 году Михаэль Бернайс издал книгу о Гёте. Второй сын Исаака Бернайса Яков преподавал латынь и древнегреческий в Гейдельбергском университете. Он не захотел, подобно брату, заплатить отступничеством за профессуру. После крещения Михаэля Яков, в соответствии с традицией, соблюдал траур, как если бы его брат умер. Третий сын Исаака Бернайса Берман, отец Марты, был не вполне удачливым торговцем. Он даже сидел в тюрьме за злостное банкротство. Умер Берман Бернайс, когда Марте было восемнадцать.
13 сентября 1886 года в ратуше Вандсбека, близь Гамбурга, – «родовом гнезде» Бернайсов, состоялось гражданское бракосочетание Марты и Шломо-Зигмунда Фрейда.
На следующий день после этой церемонии, по настоянию Бернайсов, была хупа(5). Дядя Марты Элиас научил Фрейда говорить на иврите: «Вот, ты посвящаешься мне в жены этим кольцом по Закону Моше и Израиля!» – Эти слова жених произносит во время бракосочетания, надевая кольцо на палец невесты.
Зигмунд и Марта прожили вместе пятьдесят три года, до смерти Фрейда 23 сентября 1939 года. Марта дожила до девяноста лет и умерла в 1951 году. У них было три дочери и три сына. Ни у Зигмунда Фрейда, ни у его жены никогда не было внебрачных связей. Во всяком случае, никто из многочисленных биографов создателя теории о сексуальном происхождении неврозов не обнаружил тому доказательств.
* * *
Туманные перспективы карьеры физиолога привели Фрейда к тяжелому решению – отказу от науки в пользу практической медицины. Из «Автобиографии»: «Поворот произошел в 1882 году, когда мой безмерно почитаемый учитель исправил великодушное легкомыслие моего отца и, видя мое плохое материальное положение, настоятельно предостерег от карьеры чистого теоретика. Я последовал его совету, оставил физиологическую лабораторию и поступил аспирантом в поликлиническую больницу».
К психоанализу.
30 мая 1885 года Фрейд выиграл конкурс младших врачей и получил стипендию для шестимесячной стажировки в Париже, у тогдашней знаменитости профессора Жана Мартена Шарко, руководившего клиникой нервных болезней в самой, кажется, известной психиатрической больнице Европы – Сальпетриере. За предоставление стипендии Фрейду проголосовало тринадцать из двадцати одного члена комиссии. Как пишет Эрнест Джонс, победу Фрейду принесло «страстное ходатайство Брюкке, которое вызывало общую сенсацию».
В 1956 году, в столетний юбилей Фрейда, в Сальпетриере была установлена памятная доска в честь той давней стажировки.
25 апреля 1886 венская «Neue Freie Presse» напечатала объявление: «Д-р Зигмунд Фрейд, приват-доцент невропатологии Венского университета, возвратился из Парижа, где он находился в течение шести месяцев, ныне проживает по адресу: Ратхаусштрассе, 7». И еще Фрейд разослал двести визиток известным венским врачам. Кроме организации своей практики Зигмунду Фрейду по возвращении из Парижа предстояло отчитаться перед Обществом врачей о своей работе и учебе у Шарко. Фрейд рассказал ученому собранию о мужской истерии. Приняли доклад плохо. Один из оппонентов, которого Фрейд в своей «Автобиографии» называет «старым хирургом», даже вышел из себя: «Но, уважаемый коллега, как вы можете говорить такую чушь! Ведь Hysteron значит матка. Как может мужчина быть истеричным?». Но основным оппонентом Фрейда в дискуссии о существовании истерии у мужчин был, пожалуй, профессор неврологии и психиатрии Венского университета Теодор Мейнерт (Theodor Meynert, 1833 - 1898). Лекции Мейнерта Фрейд слушал в студенческие годы, в лаборатории Мейнерта изучал анатомию мозга, более полугода работал в отделении Мейнерта, когда в восемьдесят втором году отказался от науки ради заработка практического врача.
Профессор Мейнерт – один из основателей анатомо-физиологического направления в психиатрии, первым описал аменцию – острую галлюцинаторную спутанность. В своей «Автобиографии» Фрейд пишет о Мейнерте: «…его труды и личность еще в студенческие годы привлекали меня».
Мейнерт потребовал отыскать в Вене случаи мужской истерии и продемонстрировать их Обществу. Сделать это оказалось непросто. Подмоченная радикальной идеей репутация Фрейда оставляла мало шансов на добросовестное сотрудничество венских врачей в этих поисках. Из «Автобиографии»: «…старшие врачи, в отделениях которых я нашел такие случаи, отказались разрешить мне наблюдать за ними или их исследовать». В конце концов, Фрейд все же нашел и представил Обществу мужчину с убедительными признаками истерической парестезии. «На этот раз мне аплодировали, но дальнейшего интереса ко мне не проявили» – Написал он в «Автобиографии».
Описание мужской истерии следует считать одним из самых значительных шагов к освобождению невротической психопатологии от жестких анатомо-физиологических соответствий, без которых, по господствующим в то время представлениям, невозможно было научное понимание болезни. Несколькими годами позже, заговорив о сексуальном происхождении неврозов,
Фрейд, по сути, описал сексуальность как психический феномен, освободив ее тем самым от слишком тесных связей с гениталиями. Это дало возможность, во-первых, рассматривать детскую сексуальность, половые перверсии, «традиционную» сексуальность взрослых и ту, которую нынче именуют альтернативной в одних и тех же понятиях, а во-вторых, позволило (и позволяет до сих пор) говорить о психологии и психопатологии сексуального влечения как о сущностях, относительно независимых от анатомических и физиологических влияний.
За революционные идеи обычно денег не платят. Места в университетской клинике Фрейд не получил. И мог рассчитывать лишь на свою практику. В конце девятнадцатого века болезни, интересовавшие Зигмунда Фрейда, называли нервными. Сегодня чаще говорят о пограничных психических расстройствах. Они проявляются странными привычками, нарушениями поведения, меланхолией, навязчивыми мыслями и фантазиями, сниженной социальной адаптацией, сексуальными, функциональными и психогенными расстройствами внутренних органов, двигательными нарушениями без внятной телесной патологии.
Эта область медицины во времена Фрейда делала лишь первые шаги. Успехи в лечении нервных расстройств были весьма скромны. Фрейд жаловался Марте на стыд из-за своего незнания, неловкости и слабости. Он пытался лечить своих пациентов массажом, ваннами, диетой, длительным отдыхом, электричеством. Как и многих из его коллег, Фрейда очаровал мираж гипноза. Летом 1889 он побывал в Нанси (Франция) – тогдашней Мекке психотерапевтов – для совершенствования техники гипноза у отцов-основателей гипнотерапии Амбруаза-Огюста Льебо (Ambroise-Auguste Liebeault, 1823 - 1904) и Ипполита Бернгейма (Hippoyte-Marie Bernheim, 1837 - 1919).
Позже наступило разочарование. Отдаленные результаты гипнотерапии, как выразился со свойственной ему жесткостью Фрейд, были жалкими. Но именно из гипнотерапии выросло представление о катарсисе – «очищающем» воспоминании. Гипнотическое состояние необходимой для катарсиса глубины, возникает, как сегодня известно, не более чем у десяти процентов людей.
Пациентов, не способных к такому гипнотическому состоянию, Фрейд пытался побуждать к воспоминаниям расспросом, убеждением, неотличимым подчас от внушения. Трудно установить точную дату открытия метода свободных ассоциаций(6). Джонс полагает, что где-то между 1892 и 1895 годами. Первый шаг к новому методу Фрейду помогла сделать его пациентка фрейлин Элизабет фон Р. Она как-то сказала Фрейду, что своими вопросами он мешает свободному потоку ее мыслей. Нужно было быть Зигмундом Фрейдом, чтобы услышать в этих словах нечто большее буквального их смысла и недовольства врачом капризной девицы. Правда, не сразу.
Прошло время, прежде чем Фрейд отказался от расспросов и подталкивания пациентов к воспоминаниям, оставив за собой лишь анализ мыслей и образов, всплывающих в сознании пациентов. Шаг этот, как пишет Эрнст Джонс, «…мог показаться странным, ибо он означал замену систематического и целенаправленного поиска слепым и бесконтрольным блужданием без какой-либо определенной цели». Но к открытиям нередко ведут именно «странные шаги». Современный немецкий исследователь психоанализа Альфред Лоренцер (Alfred Lorenzer) назвал это «блуждание» переворотом в отношениях врача и пациента. Фрейд отказался от шаблонов медицинской диагностики, унифицирующих страдание, и предоставил пациенту возможность свободно о нем высказаться. Врачу же взамен привычной власти над больным доставалась лишь роль интерпретирующего слушателя.
Впрочем, широкой известности ни в академических кругах, ни среди больных эти новации Фрейду поначалу не принесли. Немногочисленный круг его тогдашних пациентов ограничивался венскими и русскими евреями, приезжавшими на лечение по рекомендациям своих немецкоговорящих родственников.
Годы с 1901 по 1906 Джонс назвал временем выхода из изоляции. В октябре 1902 года в Вене, на Берггассе 19 собралась небольшая компания врачей-евреев. Макс Кахане, Рудольф Райтлер, Вильгельм Штекель и Альфред Адлер пришли к Фрейду обсудить новый подход к лечению нервных расстройств.
Суть идей, обсуждавшихся тогда в доме Марты и Зигмунда Фрейдов в нынешней лексике: Осознаваемое не образует самодостаточной непрерывности. Разрывы в нем заполняются качественно иными, бессознательными психическими процессами. Одни из них легко осознаются, от других же сознание защищается вытеснением, делая их недоступными непосредственному наблюдению. Вытесненное, его влияние на поведение и переживания можно обнаружить, интерпретируя свободные ассоциации, симптомы болезни, сновидения, ошибочные действий, перенос. Цель психоанализа, как ее обозначил Фрейд, – осознание бессознательного. Сегодня чаще говорят об интеграции – восстановлении или создании единства Ego c вытесненными переживаниями.
* * *
Среди множества проблем новорожденной науки была одна, с которой вряд ли сталкивались другие области человеческого знания, во всяком случае, в новейшей истории. Не только Зигмунд Фрейд, но и большинство психоаналитиков первого призыва были евреями. Евреями также были и многие их пациенты. А неочевидность и умозрительность интерпретаций сновидений, ошибок, описок, свободных ассоциаций и симптомов имели отчетливый привкус талмудических штудий. Психоанализ, вопреки желанию его создателя, приобретал репутацию «еврейской науки». Это не радовало.
Во-первых, этнический акцент оценки снижал научное значение психоанализа и возможности практического его использования. А во-вторых, противоречил космополитическим устремлениям самих психоаналитиков. Страх перед разрушительными, как полагал Фрейд, последствиями «еврейской» репутации психоанализа преследовал основателя новой науки в течение многих лет.
Пик этого страха, выросшего из переживаний отчужденности и гонимости, – эмоциональная вспышка Фрейда перед вторым конгрессом в Нюрнберге в 1910 году. Тогда он в довольно таки истеричной манере заявил психоаналитикам-евреям, протестующим против предпочтения, выказанного им швейцарцам: «... евреи не могут завоевывать друзей для новых идей... я слишком стар, чтобы выдерживать постоянные нападки... все мы в опасности, а швейцарцы спасут нас - спасут меня и вас всех тоже».
Первым иностранным ученым-неевреем, проявившим интерес к психоанализу, стал цюрихский профессор психиатрии, будущий создатель концепции шизофрении Эуген Пауль Блейлер (Eugen Paul Bleuler, 1857-1939). В 1904 году он сообщил Фрейду, что уже в течение двух лет изучает со своими сотрудниками психоанализ. Интерес Блейлера означал не только начало международного признания, но и давал возможность избавить психоанализ от «еврейского клейма».
Карл Густав Юнг.
Внимание Блейлера к психоанализу привлек его главный ассистент Юнг (Carl Gustav Jung, 1875 -1961). Прочитав в 1900-ом году фрейдовское «Толкование сновидений», Юнг, по его собственным словам, обнародованным, правда, почему-то только после его смерти, «обнаружил тесную связь между этой книгой и собственными идеями». Карл Юнг был протестантом, сыном швейцарского пастора и внуком политэмигранта-католика из Германии, отказавшегося от религии предков, кажется, по революционно-романтическим мотивам.
До личного знакомства в марте 1907 года Фрейд и Юнг почти год переписывались. Юнговские письма той поры начинались обращением «Глубокоуважаемый господин профессор!» и содержали, кроме деловой части, всевозможные выражения восхищения, признания авторитета Фрейда и готовности следовать за ним: «...я считаю себя энтузиастом Вашей теории и высоко ценю ее замечательные успехи. И вообще Ваше учение сегодня означает для нас крупнейший прирост знаний и открывает новую эру великих перспектив».
Подписывал швейцарский неофит свои письма обычно: «Сердечно преданный Вам Юнг». (Из письма от 4 декабря 1906 года). В ответ он получал: «Высокочтимый коллега!» и «С глубоким уважением всецело преданный Вам д-р Фрейд»
Они были очень разными. Высокий, широкоплечий, громкоголосый, тридцатидвухлетний швейцарец и едва достигавший его подбородка пятидесятилетний венский еврей, сын, внук и правнук галицийских торговцев. Но они были нужны друг другу. Молодой, честолюбивый, талантливый Юнг получал место среди отцов-основателей новой науки. Фрейда же в Юнге привлекали не только его энергичность и «неограниченное воображение» – оценка Эрнеста Джонса, но и арийская респектабельность, способная разрушить столь неприятный Фрейду «еврейский» имидж психоанализа.
Вскоре после знакомства Фрейд решил, что Карл Густав Юнг, со временем, возглавит психоаналитическое движение, и стал называть его «сыном, наследником и кронпринцем психоанализа». Идиллия длилась недолго. Юнгу не понравилась компания венских психоаналитиков. Его швейцарскую добропорядочность скандализировали «богемные» широкополые шляпы и плащи, шумливая бесцеремонность венцев, их склоки, комнаты, полные табачного дыма. От кое-кого даже пахло алкоголем… (Юнг, как и его учитель Блейлер, был решительным противником курения и употребления алкоголя даже в самых умеренных количествах).
Были, конечно же, разногласия и посерьезнее фасона шляп. Фрейд тяготел к рациональному пониманию феномена души, полагая оккультно-мистические умствования «мутным потоком грязи», которому сексуальная теория неврозов должна противостоять. Юнг с этим категорически не соглашался. В «Воспоминаниях, снах, размышлениях», вышедших после его смерти в 1961 году, он написал: «Эти слова [о мутном потоке грязи – М. Т.] погубили нашу дружбу.
То, что Фрейд имел в виду под «оккультизмом», на деле представляло собой всю совокупность учений о психической субстанции, разработанных религией, философией, а также новорожденной наукой парапсихологией». Это утверждение не вполне точно. Слова Фрейда о «мутном потоке» прозвучали в 1910 году. Еще почти три года Фрейд и Юнг общались, переписывались, обсуждали, спорили, сглаживали взаимные недовольства и непонимания интерпретациями собственных слов, снов и поступков. Переписка их в тот период была по большей части вполне дружелюбна. Юнг писал о своих занятиях астрологией, о понимании знаков зодиака как символов либидо, отражающих его свойства (Из письма от 12 июня 1911 года). А Фрейд, в ответном письме, рассуждая об оккультизме, пообещал «…верить всему, что хоть как-то согласуется с доводами разума»…
В одиннадцатом году по свидетельству Джонса «Фрейд и Юнг все еще находились в наилучших отношениях». Лишь к январю 1913 года напряженность их противоречий достигла критической величины. «…Я предлагаю, вообще прекратить наши личные отношения. … Мы едины в том, что человек должен подчинять свои чувства интересам общего дела. У вас никогда не будет повода обвинить меня в недостатке корректности, когда дело касается рабочего сотрудничества и преследования научных целей; у вас, их не было раньше, не будет и впредь. Этого же ожидаю от вас…». (Из письма Фрейда). Из ответного письма Юнга: «…Я подчиняюсь вашему желанию разорвать личные отношения между нами, ибо никому не навязываю свою дружбу…»
Общие дела у Фрейда и Юнга продолжались только до октября 1913 года: «Глубокоуважаемый господин профессор … дальнейшее сотрудничество с вами я считаю невозможным. Поэтому я слагаю с себя возложенные на меня вами обязанности редактора «Ежегодника(7)» …С искренним уважением д-р К. Г. Юнг».
Несходное отношение к религиям и мистике – важная составляющая ссоры Зигмунда Фрейда и Карла Юнга, но не единственная. Ее предопределило еще многое: онтологии психоанализа и юнговской аналитической психологии, житейские частности, и тогдашние обстоятельства. Фрейд, кажется, не смог простить Юнгу его отказа от статуса «наследного принца психоанализа». А Юнг, исчерпав все возможности своего положения в тени Фрейда, похоже, решил (и, кстати сказать, не ошибся), что добьется большего, став от него независимым. Определенную, хотя вряд ли определяющую, роль сыграли расовые предрассудки.
Различия психоанализа и аналитической психологии, понятные поначалу лишь узкому кругу посвященных, после тридцать третьего года обрели плоть. Тогдашние властители немецких душ провозгласили венского еврея Шломо Зигмунда Фрейда «предателем человечества» и сожгли его книги, а Юнг, как пишет современный исследователь его творчества гарвардский профессор Ричард Нолл (Richard Noll), «... внезапно обрел совершенно беспрецедентную популярность к северу от швейцарской границы. Немецкие ученые с невиданной прежде настойчивостью искали его расположения.
Он проводил семинары в Берлине и других немецких городах». В 1934-39 годах Юнг был редактором нацистского психотерапевтического журнала «Zentralblatt für Psychotherapie und ihre Grenzgebiete». Основной его задачей на этом посту было установление «различия между арийской и еврейской психологией и подчеркивание ценного значения первой» – пишет Эрнест Джонс.
После начала 2-ой мировой войны Юнг отказался от сотрудничества с нацистами. В 45 – 46 годах он довольно энергично оправдывался. Называл нацизм массовым психозом. Утверждал, что увиденному в Германии он не придал поначалу «решающего значения… поскольку целый ряд известных мне лиц, в чьем идеализме я не имел никаких оснований сомневаться, пытался доказать мне, что все это – не более, чем перекосы и злоупотребления, неизбежные при любой великой революции». (Из «Эпилога» к «Вотану»).
Доводы эти убедили многих. Роман Карла Густава Юнга с национал-социализмом забылся. Да и сам Юнг, кажется, больше никогда не сравнивал арийское бессознательное с еврейским. «Вторая мировая война и Холокост вынудили Юнга приглушить свой народнический утопизм и арийский мистицизм, ибо международное сообщество стало однозначно связывать этот набор идей с Гитлером и нацизмом» – Р. Нолл.
От идеи к международному движению.
«Вначале был Фрейд» – пишет современный его биограф Пол Феррис. Потом Фрейд и несколько коллег в Вене, а к 1910 году возникло международное сообщество психоаналитиков.
Вопреки опасениям Фрейда, еврейская тональность его идей не помешала ни их развитию, ни распространению в мире.
В 1911 году в психоанализе появился первый, но, увы, не последний еретик. С резкой критикой Фрейда выступил Альфред Адлер (Alfred Adler, 1870-1937). Свою «Индивидуальную психологию» он построил на стремлении человека к достижению превосходства. Столь социально ориентированное понимание феномена души в совокупности с пренебрежением сексуальной основой переживаний и поведения сближали адлеровскую модель с марксизмом в западноевропейской его редакции, выводившим человеческие стремления из его социального бытия.
Сегодня ортодоксальные адлерианцы – затерянное племя среди психотерапевтов.
А вот идеям Альфреда Адлера повезло больше. Ко второй половине двадцатого века они стали частью психоаналитического мышления. Сегодня лишь историки психотерапии обсуждают соотношение между адлеровской «компенсацией» и психоаналитической «конверсией». Большинство же современных психотерапевтов в своей работе используют не только «комплекс неполноценности» Адлера, но и юнговские «архетипы», «коллективное бессознательное», наряду с психоаналитическими «вытеснением», «переносом» и «сублимацией», видя в них скорее не лексику конфликтующих учений, а взаимодополняющие понятия.
В 1908 году в Зальцбурге состоялся первый международный психоаналитический конгресс, на котором было принято решение об основании «Ежегодника психоаналитических и психопатологических исследований». Директорами стали Блейлер и Фрейд, а редактором – Юнг. В 1910 в Нюрнберге собрался второй конгресс, в 1911, в Веймаре – третий. В январе 1912 года вышел первый номер «Imago» – журнала, основанного Фрейдом, Ранком и Заксом, для публикаций о немедицинском применении психоанализа. В США работало отделение «Международного психоаналитического объединения» и начал выходить «Журнал девиантной психологии», позже ставший официальным органом Американской психоаналитической ассоциации.
Появились, по словам Джонса «признаки развития психоанализа» в Швеции, Франции, Польше и Голландии. Начавший выходить в 1909 году в Москве журнал «Психотерапия», публиковал, по оценке Джонса «огромное количество психоаналитических работ и обозрений». В 1910 году флорентиец Роберто Ассаджоли (Roberto Assagioli, 1888 - 1974), известный ныне как автор «Психосинтеза», выступил перед Итальянским конгрессом по сексологии с работой о сублимации. В феврале 1914 года Фрейд получил приглашение от ректора Лейденского университета, профессора психиатрии Г. Елгерсма прочитать лекции по психоанализу. По этому поводу Фрейд написал: «Подумать только. Должностной психиатр, ректор университета, проглатывает психоанализ с рогами и копытами. Какие сюрпризы нам еще преподнесут!»
Психоанализ, вариации и «ереси», им порожденные, бурно распространялись по миру. И столь же энергично развивалось противодействие этим необычным идеям. Фрейд, как пишет Джонс, жил во времена, когда религиозная нетерпимость сменилась нетерпимостью сексуальной, но еще не возникла нетерпимость политическая. Поэтому в основном критика велась с морализаторских позиций.
Теорию Фрейда недоброжелатели воспринимали как прямое подстрекательство к пренебрежению нравственностью, к возвращению дикости и распущенности. На конгрессе немецких неврологов и психиатров в 1910 году профессор Вильгельм Вейгант при упоминании теории Фрейда закричал, стуча кулаком по столу: «Это не тема для обсуждения на научной встрече, этот вопрос имеет отношение к полиции». В Будапеште заявили, что работы Фрейда – порнография, а психоаналитикам место в тюрьме. Профессор Герман Оппенгейм (Hermann Oppenheim, 1858—1919), известный невропатолог, автор ведущего учебника по этому предмету предложил организовать бойкот любому учреждению, где будут терпимо относиться к взглядам Фрейда.
Пресвитерианский священник из Австралии Дональд Фрейзер лишился места из-за сочувствия к работам Фрейда. В 1909 году в Берлине уволили с работы «за психоанализ» Моисея Вульфа, российского последователя Фрейда. Сперберу, шведском
Ссылка на сайте: https://www.strana.co.il/news/?ID=33254&cat=12 |